«Я узнала, как на семи языках сказать “никогда больше”»
Редакторы и редакторки студенческого журнала DOXA получили два года исправительных работ: репортаж из суда
Дорогомиловский суд Москвы вынес обвинительный приговор редакторам и редакторкам журнала DOXA. Два года исправительных работ каждому — за то, что зимой 2021 года разместили на сайте издания 3-х минутный ролик о студентах, отчисленных за участие в акциях протеста в поддержку Алексея Навального. Сам политик, как известно, за прошедший год после возвращения на родину был трижды осужден в ускоренном порядке (российские суды такое умеют). Его местонахождение ныне — ИК в Покрове Владимирской области. Редакторов DOXA весь этот год судили за «вовлечение несовершеннолетних в противоправные действия, представляющие опасность, группой лиц посредством интернета». Санкция статьи — от исправительных работ до трех лет колонии (именно по ч. 2 ст. 151.2 УК ). Прокурор просил два года исправительных работ и лишить всех четверых права администрировать какие-либо сайты в течение трех лет. Судья мирового суда Дорогомиловского района Москвы Анастасия Татаруля выбрала именно этот вариант наказания.
Армен Арамян, Алла Гутникова и Владимир Метелкин пришли в суд своими ногами (на ногах, впрочем, были электронные браслеты — более года молодые люди находились под запретом определенных действий, фактически под домашним арестом). Наталью Тышкевич с браслетом на ноге доставили из ИВС. 1 апреля ее задержали на выходе из суда после очередного заседания, а на следующий день арестовали на 15 суток за пост 2017 года с изображением украинского трезубца.
«Самый скучный классный час в моей жизни», — писал в твиттере во время оглашения приговора Армен Арамян. Признаюсь: в моей тоже.
Приговор оглашался четыре с половиной часа. И ни один представитель СМИ в зал допущен не был под предлогом того, что «нет мест». Еще бы — большинство мест заняли сотрудники полиции и приставы.
Журналисты же все 4 часа ожидали за дверью. Хотя администрация суда могла сделать видео-трансляцию в другом зале — элементарная вещь, к которой прибегают даже в региональных судах.
Все было как-то уж очень демонстративно. Пять штук автозаков во дворе суда: словно на случай, если группа поддержки подсудимых — такие же интеллигентные мальчики и девочки, выпускники Вышки — будут штурмом брать здание Фемиды. Скучающие оперативники, по-хозяйски, вальяжно расхаживающие по территории суда и фотографирующие публику и журналистов на свои телефоны. Судебные приставы, получающие какое-то особое удовольствие от временной власти над посетителями: «не входить», «войдете когда надо будет», «греться тут нельзя — у нас не вокзал», «вышли на улицу».
И только буфетчица суда, тетя Гуля, испытывала одинаковое добродушие к каждому, кто перешагивал его порог. Она зазывала на свой узбекский плов, на пирожки, компот, первое, второе, третье... Она называла тебя «голубушка» или «милый мой». А если кто-то случайно опрокидывал шаткие казенные стулья, она звонко шутила: «Ломай, за все заплачено!». И сама смеялась. С ней было тепло, как дома.
В зале №229, где судили сотрудников DOXA, была душегубка. На протяжении четырех с половиной часов судья Татаруля даже не открыла окно и не хотела отпускать подсудимых и защиту хотя бы на 10-минутный перерыв. Просьба Аллы Гутниковой отойти в туалет была встречена молчаливым согласием. Судья продолжала читать. И только когда защита повторно озвучила эту просьбу, судья приостановила чтение.
К вечеру прямо в зале суда с ног ребят сняли браслеты. Трое уехали домой под аплодисменты ожидавших их на улице коллег и друзей. Наташа Тышкевич уехала досиживать 15 суток в ИВС.
Теперь дальнейшая судьба сотрудников DOXA зависит от районных ЖЕКов (ныне ДЕЗов) и чиновников местного самоуправления: какие работы те выберут для осужденных. Впрочем, по закону такой вид наказания можно отбывать и по месту основной работы осужденного, если таковая есть.
У Армена Арамяна, Натальи Тышкевич, Владимира Метелкину и Алла Гутниковой есть журнал DOXA. Правда, власти считают его недоразумением и угрозой для страны. Как и многие российские независимые СМИ, сайт журнала после начала войны с Украиной заблокировали.
Если бы в 2017 году, когда в стенах Высшей школы экономики студенты создавали журнал DOXA, кто-то сказал, что издание это станет куда больше обычной студенческой газеты, мало бы кто поверил. Как не поверили бы в то, что к 2022 году еще недавно самое либеральное высшее учебное заведение в стране — Вышка — будет отчислять и увольнять критически мыслящих студентов и преподавателей.
Чем занималась DOXA
Изначально, созданное как детище студентов Высшей школы экономики и направленное исключительно на освещение деятельности альма матер, DOXA очень быстро выросло в серьезное издание, затрагивающее общественно-политические темы. Журнал писал про сексуальные домогательства со стороны преподавателей, махинации при заселении в общежития, липовые диссертации, привилегии для детей чиновников при зачислении в вузы. Не обходила DOXA стороной и уличный активизм: журналисты собирали деньги на оплату штрафов для студентов, задержанных на митингах, поддерживали арестованных. Например, Егора Жукова и других фигурантов «московского дела», а также аспиранта МГУ, анархиста Азата Мифтахова, осужденного по обвинению в хулиганстве из-за разбитого окна в одном из районных офисов «Единой России».
В сентябре 2019 года журнал «Афиша Daily» назвал DOXA «самым актуальным медиа года».
К декабрю 2019 года чье-то терпение не выдержало. DOXA лишили статуса студенческого медиа ВШЭ. Предшествовала этому жалоба бывшего на сегодня ректора РГСУ Натальи Починок руководству «Вышки». Чиновница жаловалась на публикацию DOXA, посвященную ее биографии. В статье, в частности, говорилось, что у сетевого сообщества «Диссернет» есть претензии к защищенным в РГСУ диссертациям, включая и работу самой Починок. Статья была опубликована за два дня до выборов в Мосгордуму, в которых участвовала ректор РГСУ.
DOXA лишилась финансирования от родного вуза. Редакции журнала также было запрещено использовать помещения и оргтехнику ВШЭ.
Молодые люди решили не приостанавливать работу. С тех пор DOXA существует на донаты. И затрагивает по-прежнему самые острые темы в стране.
Уголовное дело
2021 год для DOXA стал проверкой на прочность. В январе в России начались крупные протесты. Катализатором послужило расследование об отравлении Навального сотрудниками ФСБ, возвращение политика на родину после лечения в Германии и его последующий арест. Первая волна акций протеста планировалась 23 января. Еще до акции силовики оказывали давление на потенциальных участников. Особое внимание уделялось участию в митингах школьников и студентов. В ночь на 23 января редакторы DOXA Армен Арамян, Наташа Тышкевич, Владимир Метелкин и Алла Гутникова сняли видеоролик «Им не победить молодость — Обращение редакции DOXA к студентам и школьникам». Журналисты говорили о недопустимости запретов для учащихся участвовать в митингах, а также о том, что если учащиеся не готовы выходить на акции протеста, они могут присоединиться к волонтерским и правозащитным организациям и помогать задержанным.
Роскомнадзор удалил ролик незамедлительно — «как вовлекающий несовершеннолетних в опасную для них деятельность». DOXA тщетно пыталась оспорить блокировку в суде. А весной к Арамяну, Тышкевич, Метелкину и Гутниковой нагрянули с обысками.
Редакторы DOXA стали фигурантами уголовного дела «о вовлечение несовершеннолетних в акции протеста». Знаменитый Басманный суд Москвы, специализирующийся на арестах государственной важности, избрал журналистам меру пресечения в виде запрета определенных действий. И юношам, и девушкам запретили выходить из дома (с 0:00 до 23:59) и пользоваться интернетом. Позже им разрешили гулять два часа в день.
Поначалу дело DOXA было частью дела против Леонида Волкова, экс-главы региональных штабов Алексея Навального — по этой же статье, за «призывы к несовершеннолетним участвовать в незаконных акциях». Затем расследование в отношении редакторов DOXA выделили в отдельное производство и несколько месяцев 213 томов уголовного дела на Тышкевич, Арамяна, Гутникову и Метелкина слушалось в Дорогомиловском суде Москвы.
Что было внутри этих томов? Следственный комитет подшил туда следующие доказательства (очевидно, неопровержимые, по мнению СК):
Постановления региональных властей о введении режима повышенной готовности в связи с пандемией Covid-19
Материалы российских школ и вузов по профилактической работе о недопущении участия школьников и студентов в протестах.
Несколько десятков обращений провластных общественных организаций о вовлечении несовершеннолетних в протесты.
Материалы о примерно сотне несовершеннолетних, задержанных на протестах 23 января 2021 года.
Правда, во всех этих приобщенных к делу материалах ни DOXA, ни ее видеоролик не упоминались. В суд в качестве свидетелей обвинения вызвали 14 несовершеннолетних, задержанных 23 января. Из них никто видеоролик ранее не видел, и только одному оказалось знакомо название DOXA.
Следствие проводило и лингвистическую экспертизу, в которой говорилось, что в высказываниях журналистов есть признаки склонения несовершеннолетних к участию в протестах. Что закономерно: исследование видеоролика проводили эксперты Судебно-экспертного центра Следственного комитета Альбина Глотова и Марина Савосина. Глотова также готовила исследование для уголовного дела против Навального о «клевете в отношении ветерана». Впрочем, Глотова и Савосина признали: видеоролик DOXA не вовлекает детей в действия, опасные для их жизни и здоровья.
Независимые эксперты, кандидаты филологических наук Ирина Левонтина и Елизавета Колтунова отмечали в суде, что видео не содержит в себе признаков нарушения закона, которые соответствовали ли бы статье 151.2 УК РФ. Редакторы DOXA, констатировали они, лишь призывали студентов не бояться отстаивать свое мнение и защищать свои права.
Никто из обвиняемых не признавал свою вину. Защита настаивала, что в действиях журналистов не было преступного умысла. И непонятно, какую угрозу они могли создать: в их ролике не было ни призывов, ни даже побудительных глаголов.
В поддержку Арамяна, Тышкевич, Гутниковой и Метелкина выступили более сотни известных ученых со всего мира. Философ Славой Жижек даже предложил организовать дебаты с главой Следственного комитета Александром Бастрыкиным. Но тот не отозвался.
В течение года, пока шел суд, DOXA продолжала работу. Даже с началом войны в Украине. DOXA, в частности, выпустила большой материал о том, как разговаривать с родственниками и коллегами о событиях в Украине. В конце февраля 2022 года Роскомнадзор по требованию Генпрокуратуры заблокировал сайт DOXA на территории России, но журнал не остановил свою работу. У телеграм-канала DOXA сегодня более 55 тысяч подписчиков.
Последнее слово
За годы работы судебным репортером я много слышала последних слов. Их произносили губернаторы, мэры городов, оппозиционные политики, предприниматели, реальные убийцы, и те, на кого убийства вешали. Но таких последних слов, как у этих ребят из DOXA, я не слышала никогда.
Эти четверо — яркое олицетворение поколения молодых людей, родившихся уже при Владимире Путине и продолжающих жить при нем, несменяемом, уже 23 года. Сформированные этой эпохой, эти взрослые и мудрые дети, которым нет и 30, оказались достойнее многих представителей старших поколений. Не революционеры-лимоновцы, не ярые сторонники Навального, не гражданские уличные активисты и не откровенная демшиза. Просто вчерашние студенты и аспиранты вчерашней крутой Вышки. Образованные и начитанные — ничего не сказать. Интеллигентные именно в том прямом, истинном понимании этого слова. Как по Лихачеву: «Образованность нельзя смешивать с интеллигентностью. Интеллигентность — это способность к пониманию, к восприятию, это терпимое отношение к миру и к людям… Интеллигентность надо в себе развивать, тренировать — тренировать душевные силы, как тренируют и физические. А тренировка возможна и необходима в любых условиях».
Душевные силы этих взрослых детей оказались в их последних словах, произнесенных в суде перед приговором.
Владимир Метелкин: «Мы перестали нести ответственность за то, что происходит в нашей стране, и наша страна развязала самую страшную войну в своей истории. Мы должны исправить эти ошибки. Понять, что сейчас нет ничего важнее политики. Политики, понимаемой как участие в собственной жизни, как самоуправление, как готовность взять на себя ответственность, как обеспокоенность тем, что происходит вокруг. Все это — база, на которой нам нужно строить новое российское общество. Бегство в уютные миры частных интересов и потребления в авторитарном обществе привело к страшным последствиям. Это должно закончиться и не повториться больше никогда. Сообщество активистов, журналистов, исследователей, к которому я имею честь принадлежать, знает, что с этим делать. Мы готовы усердно работать, терпеть и надеяться — изменения придут, но нам всем нужно коллективно к ним готовиться. Для этого нам нужно быть на свободе.»
Наталья Тышкевич: «Я стою в зале Дорогомиловского суда, смотрю на судью Татарулю, на прокурора Трякина, на своих коллег Армена, Аллу, Володю, на пластикового орла с подсветкой, в небольшом зале обклеенном панелями под дерево, к счастью не в «аквариуме», но за кафедрой… это здание суда — бывшее здание школы, типичной советской школы с общей лестницей и коридорами — мне важно все это описать, зафиксировать эту материальность, в которой вершится моя судьба.
Я обращаю свою речь к уважаемому суду, но к суду иному — суду общественному, суду высшему…
Судья Татаруля: Ко мне обернитесь, к суду.
Тышкевич: Конечно…
<...> Институции так устроены, чтобы создавать у людей постоянную гонку и стресс. Так сложнее высказывать своё мнение и объединяться. Испуганными людьми проще управлять: заставлять их выходить на митинги и участвовать во флешмобах, проще их подвергать сексуализированному насилию. Для многих отчисление грозит призывом в армию — сейчас это особо страшно. Так получилось, что наша аудитория двадцатилетних пересеклась с аудиторией МВД. Мы показали двадцатилетним выход, показали разные возможности: работать на волонтерские организации или что-то еще.
И дело совсем не в акциях, а в том, что раздвигая поле возможностей, мы перешли дорогу тем, кто хотел бы это поколение иметь в запуганном виде, чтобы они беспрекословно шли умирать.
<...> Мы в архиве путинской России, и пока архивы КГБ так и не открыты даже историкам, а архивы СБУ уничтожаются бомбами, для нас, историков из будущего, был предоставлен уникальный шанс изучить изнутри, как государство в двадцатых годах двадцать первого века тратило огромные ресурсы на то, чтобы подавить действительно мощное сопротивление несовершеннолетних: через семью (скриншоты родительских чатов), учителей (целые тома протоколов классных часов), множественные допросы (двенадцатилеток спрашивают, какая экономическая программа у Навального). И чем дальше я погружаюсь в материалы из регионов, тем больше у меня появляется веры в слова из того самого видео с ютуба, где четверо ребят рассказывают, что молодость — это мы: «По всей России есть сотни тысяч молодых людей, которые будут бороться и защищать ваши права». <...>
Алла Гутникова: «Я бы хотела говорить о философии и литературе. О Беньямине, Деррида, Кафке, Арендт, Сонтаг, Барте, Фуко, Агамбене, об Одри Лорд и белл хукс. О Тимофеевой, Тлостановой и Рахманиновой. Я бы хотела говорить о поэзии. О том, как читать современную поэзию. О Гронасе, Дашевском и Бородине. Но сейчас не время и не место. Я спрячу свои маленькие нежные слова на кончике языка, на дне гортани, между животом и сердцем. И скажу лишь немного.
Я часто чувствую себя рыбкой, птичкой, школяром, малышкой. Но недавно я с удивлением узнала, что Бродского тоже судили в 23. Поскольку и меня причислили к роду человеческому, я буду говорить так: в каббале есть концепция тикун олам — исправление мира. Я вижу, что мир несовершенен. Я верю, что, как писал Иегуда Амихай, мир был создан прекрасным, для того, чтобы было хорошо, и для покоя, как скамейка в саду (в саду, не в суду!). Я верю, что мир создан для нежности, надежды, любви, солидарности, страсти, радости.
Но в мире невыносимо много насилия. А я не хочу насилия. Ни в какой форме. Ни учительских рук в трусах школьниц, ни кулаков пьяного отца семейства на телах жен и детей. Если бы я решила перечислить все насилие, которое есть вокруг, мне не хватило бы ни дня, ни недели, ни года. Чтобы увидеть насилие вокруг, достаточно только открыть глаза. Мои глаза открыты. Я вижу насилие, и я не хочу насилия. Чем больше насилие, тем больше я его не хочу. И больше всего я не хочу самого огромного и самого страшного насилия.
Я очень люблю учиться. Дальше я буду говорить голосами других.
В школе на уроках истории я изучила фразы «Вы распинаете свободу, но душа человека не знает оков» и «За вашу и нашу свободу».
В старшей школе я читала «Реквием» Анны Андреевны Ахматовой, «Крутой маршрут» Евгении Соломоновны Гинзбург, «Упраздненный театр» Булата Шалвовича Окуджавы, «Детей Арбата» Анатолия Наумовича Рыбакова. <…> В МГИМО я учила французский и узнала строку из Эдит Пиаф: «Ça ne pouvait pas durer toujours». И из Марка Робена: «Ça ne peut pas durer comme ça».
В девятнадцать лет я ездила в Майданек и Треблинку и узнала, как на семи языках сказать «никогда больше»: never again, jamais plus, nie wieder, לא עוד, nigdy więcej, קיינמאל מער.
Я изучала еврейских мудрецов и больше всего полюбила две мудрости. Рабби Гилель говорил: «Если не я за себя, то кто за меня. Если я только за себя, то зачем я? Если не сейчас, то когда?». А рабби Нахман говорил: «Весь мир — это узкий мост, и главное — совсем не бояться».
Затем я поступила в Школу культурологии и выучила еще несколько важных уроков. Во-первых, слова имеют значение. Во-вторых, нужно называть вещи своими именами. И наконец: sapere aude, то есть имей мужество пользоваться собственным умом.
Смешно и нелепо, что наше дело связано со школьниками. Я преподавала детям гуманитарные науки на английском, работала няней, мечтала поехать по программе «Учитель для России» в небольшой город на два года и сеять разумное, доброе, вечное.
Но Россия устами государственного обвинителя прокурора Трякина считает, что я вовлекала несовершеннолетних в опасные для жизни действия.
Если у меня когда-нибудь будут дети (а они будут, потому что я помню главную заповедь), я повешу им на стенку портрет прокуратора Иудеи Понтия Пилата, чтобы дети росли чистоплотными. Прокуратор Понтий Пилат стоит и умывает руки — вот какой это будет портрет. Да, думать и быть неравнодушными — теперь опасно для жизни, я не знаю, что сказать о сути обвинения. Я умываю руки. <…>»
Армен Арамян: «<...> Весь этот год мы не могли учиться, работать, встречаться с друзьями, жить свою нормальную жизнь. Помимо работы в журнале я не мог заниматься своими исследованиями, но самое главное — из-за ареста я уже год не могу встретиться со своей любимой девушкой, которая в последние недели была вынуждена эвакуировать семью из Киева.
Алле и Володе пришлось отчислиться с последнего курса в университете. Наташа лишилась работы. Ради чего все это было?
А все из-за короткого видео, которое мы опубликовали в январе 2021 года — видео, в котором мы всего-навсего обратились к властям, а также к университетам и школам с одним простым требованием: перестаньте запугивать студентов и школьников, перестаньте угрожать им отчислением за участие в акциях. <...>
Мне 24, я совсем недавно закончил бакалавриат, потом магистратуру, я знаю российские университеты, я знаю вот эту атмосферу страха и самоцензуры, которая в них доминирует. Даже в самых смелых, самых свободных университетах молодым людям внушают эту установку — вы еще молодые, не высовывайтесь, не рискуйте своей жизнью, мы вас отчислим, мы сломаем вам жизнь. Я видел, как эти часто преувеличенные и абсурдные угрозы влияют на молодых людей. Они отнимают у нас свободу и ощущение, что мы можем что-то изменить.
<...> Главный вопрос нашего поколения — это не просто вопрос о том, как нам оставаться достойными людьми при фашизме, как совершить правильные поступки и не совершать неправильных. Это вопрос о том, как нам строить солидарность и объединяться в обществе, которое несколько десятилетий беспощадно уничтожалось. «Молодость — это мы, и мы обязательно победим», — такие слова звучат в конце нашего ролика. И правда, кто, если не мы».
Мира Ливадина, специально для «Новой газеты. Европа»